**

      Если вы москвич или будете когда-либо в Москве - найдите эту улочку: Россолимо, дом № 11, зайдите во двор...
      Отыскать легко: метро "Парк культуры" или "Фрунзенская", рядом с известной всем жителям этих мест улицей Льва Толстого.
      Там, за воротами, в дальней глубине длинного подъездного двора вас встретит Сергей Сергеевич.
      Я не только о большелобом бородатом бюсте на постаменте с цветочной клумбой - не только... У Корсакова и в самом деле была такая скульптурная, дивная, патриархально-величественная голова, и бюст сам по себе хорош, на нем четырехлапое добавление к имени: УЧЕНЫЙ, МЫСЛИТЕЛЬ, ПСИХИАТР, ГУМАНИСТ - правильно и неполно...
      (Как определить того, кто одним молчаливым взглядом мог успокоить самого буйного психотика, одной краткой беседой снять безумную тоску, душевную боль?.. Того единственного, при ком в сумасшедшем доме двери и окна оставались круглые сутки открытыми, и никто не убегал, не буянил, ничего скверного не случалось?.. Того, кто в своем лице сделал психиатрию психологичной, а психологию психотерапевтичной?.. Этого и поныне еще нет нигде в мире как действующей системы - видно, не тиражируемо... )
      Душа этого гения человечности в тонкой физической ощутимости витает в подвижном пульсирующем пространстве, образуемом открыванием двери ЕГО клиники - подчеркиваю: ЕГО, а не просто имени.
      Дверь, важно заметить, входная и выходная, выход там же, где вход, что характерно для положений, кажущихся безвыходными.
      В саму клинику психиатрии Московской Медицинской Академии (в мое студенческое и аспирантское время - 1го Мединститута, а в корсаковское, оно же чеховское и толстовское - Московского Университета) я вас, понятно, не приглашаю, хотя, если б меня лично спросили, куда бы ты предпочел поместиться в случае катаклизменного съезда крыши или просто так, маленько отдохнуть от себя, я бы не раздумывая назвал это место.
      Не потому, что как-то особенно тут хорошо лечат или лучше относятся к пациентам, чем в прочих подобных заведениях, - если это и так, то ныне, увы, только на малую долю, и все, как и всюду, зависит от того, к какому конкретно доктору и какой смене сестринской попадешь.
      И не потому, что стены здесь еще той, старинной кирпичной кладки благородно-утемненного цвета; не потому - хотя это очень важно - что смотрят на все стороны крупные красивые окна итальянского типа, а над просторными кроватями пациентов - высокие потолки с угловыми закруглениями и бордюрной лепниной. Не потому даже, что есть у клиники свой прекрасный сад, отъединенный от городского снованья и шума, а на втором этаже - библиотека с остатками старых книг на множестве языков и аудитория с превосходным древним роялем, за коим провел я немало импровизационных часов долгими дежурственными вечерами...
      А потому, что ОН здесь живет и сейчас. Первоустроитель, настоящий хозяин, отец дела.
      Доказать это, конечно, нельзя. Только догадываться и чувствовать: есть надпространственная и сквозьвременная связь личности и ее обиталища, дома и духа - тем более, если дух обладал мощнейшей нравственно-творческой энергией и вовсю ее развивал, вкладывал себя целиком в каждое прожитое мгновение. Дом хранит и воспроизводит эти плодоносные импульсы даже и в ту пору, когда давно заселен чужеродьем, разворован, загажен...

**

      Что такое 150 лет на историческом циферблате? - Какие-нибудь полторы минутки... Люди, жившие биохронологически дольше этого срока, есть и на моей памяти. Корсакову же на вселенский взлет могучего мозга было отпущено всего 46, на год меньше другого его гениального современника и почти ровесника Владимира Соловьева, умершего с ним в тот же 1900-й.
      Племя духовных богатырей населяло в то время культуру российскую ("Богатыри - не вы", помните?..), и целые выводки их гнездились нередко буквально на одном пятачке.
      Символичный факт: соседом корсаковской обители был Лев Толстой, чья московская усадьба на улице, носящей сейчас его имя, располагалась вплотную к саду психиатрической клиники, с общим забором из вот этого самого благородного кирпича, он там и ныне... Случалось, на забор этот, не очень высокий, взбирались толстовские ребятишки, числом немалые, а с другой стороны подходили корсаковские больные, происходило общение...
      Сумасшедшие - самые интересные собеседники, это знают и взрослые, а уж дети подавно.
      Сам граф хаживал в гости в клинику, беседовал с Корсаковым и пациентами, посещал концерты, устраивавшиеся в аудитории для больных и врачей, присутствовал на лечебных сеансах гипноза. После наблюдения одного из сеансов записал в дневнике, что гипнотическое состояние у взрослого - как раз то, в котором обычно, нормально пребывает ребенок: полное, безграничное доверие бытию и другому человеку, абсолютная вера...
      А доктору Корсакову, заметил Толстой, многие его пациенты так верят и без гипноза, потому что хороший он человек, умеет беседовать и всецело проникнуться душой своего визави, даже если тот несет чушь, болезненно возбужден или не произносит ни слова.
      Эта же клиника, важно припомнить, навела Льва Николаевича на определение сущности всякой психолечебницы: "место, где больные общераспространенными видами сумасшествия держат больных с более редкими формами". Уж припечатал так припечатал - но ведь и себя самого из числа "общераспространенных" не исключил...

**

      О Корсакове знают что-то и помнят очень немногие. Это закономерно и несправедливо. Две дополнительные причины, кроме исторически и психологически общепонятных, еще вот какие.
      Первая: психиатрия - один из отрицательных заповедников человечества, табуированная тема. Область жизни, огромная по реальному значению (с высокой статистической вероятностью в каждом роду и каждой семье кто-нибудь, а то и несколько человек или даже все проявленно или скрыто отклоняются от социально-психической нормы), но, наподобие смерти, всеми правдами и неправдами вытесняемая из фокуса общественного сознания, из области хотя бы относительного здравомыслия... Нет, не то чтоб запрет (хотя попробовал бы кто-нибудь в сталинские времена отнести слово "паранойя" к чему-нибудь хоть отдаленно намекающему на политику и идеологию!) - нет, даже наоборот - непрестанный источник "жареного" для искусства, сенсаций и скандалов для журналистики, но... Смотрите выше определение психушки графом Толстым.
      Вторая: сам Корсаков, при всей своей наружной живописности и вездесущной деятельности был человеком феноменально скромным, совершенно антипоказушным, антираскруточным. Целомудренный аскет, бессеребреник. Жизнь простая, прямая, стремительная, как стрела. Все, что делал доброго, а это было огромно, делать старался не называя себя, скрываясь от публичности. И хотя все равно попал в знаменитости, даже и жизнь-на-виду сумел отмагнитить от "я", от самости - стал лишь маленькой тихой тенью своих дел...
      В послежизнии люди такого склада (сравнимая фигура - доктор Гааз) живут малозаметно, почти неуследимо, зато вечно.

      До скорых новых встреч, милые мои друзья.

Всего светлого!