На главную сайта

БИБЛИОТЕКА
«АНТИТЕРРОР»

К оглавлению литературного раздела
К оглавлению раздела «Антитеррор»
На страницу «БЕСЛАН: бойня детей»

«ДЕЛЬФИНАРИУМ»:

джихад против детей

ПРОДОЛЖЕНИЕ 12

К ПРОДОЛЖЕНИЮ 13

"Я начинаю верить"

Отношения с Богом

 Ольга Тагильцева:

Я раньше говорила: Бог видит, Бог мне поможет. Теперь я больше так не говорю. Потому что Его нет, и я не верю ни во что. Теперь только если я сама о себе позабочусь, у меня будет все хорошо…

Мне все говорят, что Богу так было угодно, ему тоже нужны ангелочки. Но я с этим не согласна.

Я не верю в Бога, но… Вдруг, ни с того ни с сего, на Машуткиных фотографиях появляется какой-то ореол. У меня есть медальон, и мы с Сашей вставили туда Машуткину фотографию. Была чистенькая фотография. А на второй день вдруг появился такой… ореол вокруг головки… Как ангелок. Я просто опешила. Я вижу это и начинаю в самом деле в некоторые вещи верить.  

 Лариса Гутман:

У каждого есть Бог – в душе. Сказать, что я ортодоксально как-то верю – нет. Просто знаю, что нельзя делать плохо людям.

Кто его знает, во что верить? Незадолго до его гибели мы смотрели фильм  о том, что парень умирает, а его душа пытается помочь своей любимой девушке… Как раз накануне его гибели мы смотрели этот фильм и даже разговаривали об этом. О душе – возможно ли это, что человек покидает мир физически, а душа его остается здесь. Илюша спросил: мама, а почему тебя это так затронуло?

Говорят, Бог берет к себе самых лучших. Может быть, Ему нужны эти ангельские души – чистые. Но это несправедливо. Так не должно быть. Потому что люди должны нести наказания за что-то. Я не думаю, что наши дети заслужили такое наказание. Может быть, они все в Раю, может быть, у них все хорошо там – я не знаю. 

Рита Абрамова:

Я уже и не знаю, верю ли я в Бога. С одной стороны, может быть, и верю – ведь  я осталась жива. Но с другой стороны, почему же погиб двадцать один человек? Они были точно такие ребята, как и я. Ничем не хуже. Каждый ребенок – это целый мир. У каждого были свои мечты: вырасти, пойти учиться в университет, выйти замуж, произвести на свет своих детей - этого у них уже никогда не будет. Чем они хуже меня?

Да, наверное, людям, которые верят в Бога, вера помогает. Может быть, религиозные верят, что с ними ничего плохого не случится, у них вообще другой подход. Те религиозные люди, которые сюда приходили, говорили: «Бог дал – Бог взял». Может быть, для них смерть близких людей не так мучительна. Но для меня такое отношение невозможно. Это же человек. Как можно его дать, как можно забрать? Не знаю. Я думаю, что когда человек умирает, биологически его тело распадается, и тогда от него ничего не остается, а душа – это просто слово в мозгу. С другой стороны, может быть, действительно…. Иногда я думаю: вот - летит бабочка или красивая птичка, а в ней - душа Симоны…

 Раиса Непомнящая:

Я не религиозная, но я верю в душе. Если Бог существует на свете, я все время прошу у Него, чтобы моя дочь была у него ангелом, чтобы была в Раю, и чтобы там ей было лучше, чем на земле. Я прошу у нее, что если я когда-нибудь ее обидела, чтобы она мне это простила и охраняла нас, всю ее семью.

Я не понимаю, почему Он забрал лучших? Но я в последнее время стала замечать, что на фотографии на кладбище, на ее памятнике, над ее головой, над волосами как бы ореол, как светящийся нимб. Я бы не поверила, если бы не увидела это своими глазами. Наверное, Бог тем самым хотел показать, что они – святые. Я верю в это и живу этим.

Я верю, что моя душа когда-нибудь с ней встретится. И каждый день про себя молюсь, чтобы ей было хорошо там, где она есть.

В своем дневнике Ириша, когда ей было 12 лет, написала: «Я очень верю в Бога. Я его очень люблю. И Он мне всегда помогает».

Раз верила она, верю и я.  

Ирина Скляник:

У меня очень смешанные чувства по отношению к Богу. До того, как это произошло, я верила, но по-своему – в душе.

Когда это произошло, я все время задавала религиозным людям один и тот же вопрос: почему? Почему это случилась с нами, с ней? Ведь она же ничего плохого в жизни не сделала. Она была невинна. За что же Бог ее забрал к себе, если Он есть?

И мне объясняли, что Бог забирает к себе самых лучших. Мне даже притчу рассказали: когда ты идешь по полю, какой цветок ты срываешь? Самый красивый! Так и Бог забирает себе самых лучших. Но мне от этого не стало легче.

А сейчас я думаю о том, что Юлечке хорошо, потому что она – в Раю.

Она всегда была по жизни везучая, она такой осталась и в смерти, и нам в этом плане… может, кощунство так говорить, но повезло. Там на месте погибли семнадцать детей, и некоторых разорвало на части, и родителям пришлось их опознавать в морге. А мы все-таки нашли ее в больнице, и она была цела, и у нас была возможность и попрощаться с ней, и приласкать, и поговорить, хотя она ничего и не слышала. Но я верила, что она меня слышит. Ведь говорят же, когда душа возносится - она наблюдает за нами и все слышит. И Юлечка тоже попрощалась со всеми, увидела всех нас, всех своих друзей, всех, кто был с ней в ее последние часы в больнице. Наверное, и в мир иной она ушла с улыбкой. И я верю, что ее душа жива, видит нас и всегда с нами.

 Света Скляник:

Когда это случилось, я взяла молитвенник и не выпускала его из рук до самой смерти сестры. Я все время его читала и целовала я верила, что Бог ей поможет, что она будет жить. Но после того… я собрала все молитвенники и выкинула их.

А сейчас я верю в Бога - есть кто-то там, наверху, кто помогает нам. И потом, если не верить, так получается, что нет души и нет Рая. А я верю в то, что ее душа находится в Раю, и мне становится лучше. Ей там не так плохо, как нам без нее.   

Полина Валис:

В Бога все верят. Но если бы люди друг друга любили и уважали, нам Бог не был бы нужен. Оставили бы Его в покое, и все.

Мы от него зависим, потому что люди друг друга ненавидят. После теракта я молилась, чтобы Эмма была жива, и благодарила за то, что я осталась жива. Но почему Он допускает страдания невинных - я этого понять не могу. Ко мне в больницу приходили многие верующие люди, и говорили, что я «праведница» из-за того, что я осталась жива, а я говорила, что это очень несправедливо по отношению к тем, кто умер. Я до сих пор не могу понять… как Бог разрешил, чтобы такое случилось?!

 Аня Синичкина:

Без веры жить не легко, но я живу. Кому-то вера помогает, но в меня ее с детства не вложили. Мама и папа меня очень любили, но всю жизнь я делала только то, что мне было по душе. Если бы меня заставляли во что-то верить, а я бы не хотела, ничего бы из этого не получилось.

Я с детства читала святые книги, мне они нравились. А в тот момент, когда у меня умер папа, я перестала все это читать. Как отрезало.

Но после того, как у меня погибли очень многие друзья в России, и после этого случая – я хочу в Него верить. Если есть Рай, или Ад… Я хочу верить, потому что я думаю, что Илюша с Ромой все-таки в Раю, вместе с остальными погибшими детьми, кроме, конечно, террориста.

Я верю, что Бог забирает тех людей, которые все хорошее на земле уже сделали. Мы бы хотели, чтобы они были здесь, с нами, но им, наверное, больше нечего здесь делать, только время прожигать, и поэтому Он их забирает. Я знаю, что Илюша, Рома, Евгения (девочка, которая последняя погибла в реанимации, это тоже моя подруга) - они прожили такую жизнь за свои шестнадцать-девятнадцать лет, что другие не проживают и за шестьдесят. Они были очень энергичные люди, они успевали все - гулять, работать, помогать… За ними трудно было угнаться.

 А мы, наверное, остались живы потому, что еще что-то здесь недоделали. Нам еще что-то нужно сделать на земле, и поэтому мы живем. Не знаю, может быть, Там лучше. Я вообще думаю, что Ад – это здесь, а Рай – это там. И я думаю, что души умерших, даже этого араба – где-то здесь на земле. Я слышала эту версию, я в это верю. Мне Илюшина мама сказала, что часть души уходит наверх, а часть распределяется между теми людьми, которых этот человек любил… Я вот думаю, что во мне тоже есть какая-то частичка Илюшиной души. 

Надежда Деренштейн:

Я верю, что Он помогает. Он же не забрал меня к себе… Я верю в Бога. Я знаю, что Он смотрит, и Он судит. Верить – это хорошо, но в меру, нормально: пойти, помолится, поставить свечку – но не больше.  А не так, как эти религиозные, которые только молятся и ничего не делают.

 Бронислава Осадчая:

Ирочка верила. Совсем недавно, незадолго до всего этого, она мне призналась, смущаясь, что каждый вечер перед сном молится: о том, чтобы все были здоровы, чтобы все у всех было хорошо, о маме, тете, дяде, об Андрюше.

У меня другое отношение. Мы действительно – материалисты, так нас воспитывали. Я не могу сказать, что верю в какого-то Бога. Я надеюсь, что Он есть, и должна быть какая-то высшая справедливость, что это все не зря. Сейчас я надеюсь на Него, может оттого, что это мне выгодно - надеяться на встречу с ней в другом мире. Потому что если Его нет, то на это и надеяться не приходится. Это даже не вера. Это надежда.

Она меня заставляет жить. Если меня убьет тоска – это не самоубийство. Я очень хочу верить и очень надеюсь на это.

 Иван Лупало:

Сейчас я стал меньше верить. Раньше приходил на работу и начинал новый день с того, что читал «Отче наш», молился за детей, родных. А в ту ночь, когда это случилось, пока Любовь смотрела телевизор, выискивала Алешика, я в соседней комнате стоял на коленях и молил Бога, чтобы, если Он кого-то хочет взять из нашей семьи, пусть возьмет меня, лишь бы Алеша был жив и здоров. А сейчас… может, это грех, но я стал сомневаться… Почему Он взял его, за что нам такое наказание, ведь мы всегда делали людям только добро, ни в чем не грешили? 

Любовь Лупало:

Как верить? Каждый день молитвы читали… Не помог. 

Любовь Немировская:

В школе и институте я была атеисткой, нас так учили.  Здесь, в Израиле, во мне что-то изменилось. С тех пор, как я стала верить в Бога, у меня появилось какое-то облегчение. Такое горе заставляет верить, что близкому тебе человеку после смерти хорошо там, на небесах. Бог забирает раньше времени хороших людей. От нас это не зависит. 

Марина Березовская:

Мне очень хочется поверить, что ее душа отправилась на небеса, потому что иначе остается думать, что Ляли нигде нет, что она только в могиле, в Гиват-Бренере. А поверить в Бога я не могу. Год назад утонула ее лучшая подруга, а Ляля осталась в живых. Тогда Ляля поверила, что Бог ее спас, что с ней ничего плохого не случится на Святой земле, что все у нее будет хорошо. Она верила в то, во что я не могла поверить. Но верить мне хочется. 

Марк Рудин:

Я думаю, что Бог существует, и Симонина душа перешла в другой, более высокий мир. Она нас видит оттуда, и ей хорошо, когда нам хорошо. Я только с такой мыслью и живу. Я верю в Бога - в душе. Я верю и чувствую, что я с Симоной еще встречусь. 

Ирина Рудина:

Я тоже верю, что мы произошли не от инфузории туфельки. Я верю в то, что, когда человек умирает, душа его остается жива. Значит, мы все когда-нибудь встретимся на небесах. 

Виктор Медведенко:

Конкретно в какого-то Бога – я не верю. Но атеизм – это тоже вера.

Я много читаю о жизни после смерти. Хочется поверить в то, что она есть. Но опять же: блаженны верующие. Хочется поверить, но заставить себя – я не могу.  

Евгения Джанашвили:

В Бога я верила всегда. Теперь не знаю. Чем я провинилась перед Богом, что Он не сохранил жизнь моему сыну? Теперь я уже и не знаю, есть ли вообще Бог на свете. Я потеряла сына, и я его никогда в жизни не увижу.

Матери важно иметь рядом сына, а не где-то – душу. Главное – чтобы наши дети были рядом, и мы, глядя на них, радовались бы их жизни, их детям, внукам. Но увы – все оборвалось в один миг. Даже если думать, что где-то существует его душа, от этого не легче. Абсолютно.

 Фаина Налимова:

До того, как это случилось, я верила и все делала, как надо. Сейчас - не верю. Таких молоденьких у меня забрали! Больше я не верю ничему. Когда приходят религиозные, я убегаю отсюда.

 Алла Налимова:

Я не религиозная, но считаю, что Бог есть. Да, вера помогает в жизни. Но не во всех случаях. Когда искала их, я так просила Бога, чтобы они были живы…

Но душа остается, и мне кажется, они всегда с нами. Я чувствовала, что они здесь летают и в первую неделю, и первый месяц. Мне кажется, что им там, в Раю, намного лучше, чем здесь.

Говорят, что они при жизни были так прекрасны и так совершенны, что Господь не захотел медлить далее и забрал их к себе. Потому что там тоже нужны ангелы. Но смириться с этим мы все равно не можем. И не хотим. 

Игорь Шапортов:

Без Бога нельзя жить. На кого надеяться? На себя? Без Бога – пустота. Господь кого любит, того и наказывает. Дети страдают, а такие нелюди, которые заставляют других идти убивать, они ведь живут. Они потом ответят за свои дела.

В загробную жизнь верю. Что тело? Из земли вышел, в землю ушел. А душа – это совсем другое.

Ирина Блюм:

В тот момент, когда это все произошло, я сказала, что Бога нет. Как он мог допустить такое? Столько людей по земле ходят, которые хотят умереть, у которых ничего нет – ни дома, ни семьи, и их Бог милует. Мне кажется, все в руках человека.

 Фаина Дорфман:

Когда Евгения лежала в больнице я все время молилась. Я так просила, так умоляла Бога, чтобы не было хотя бы хуже, чем сейчас. А когда она умерла… Я сказала: я в такие игры больше не играю. У каждого есть свой Бог в душе, все мы во что-то верим. Может, меня так наказали за какие-то мои прегрешения? Но тогда при чем тут мой ребенок?

 Наталья Панченко-Санникова:

Я в Бога верила всегда, до того момента, когда у меня не стало сына. А потом я все время задавалась вопросом: какой же это Бог? Где же Он? Разве Он справедлив, если Он у меня отнял сына?

Это был замечательный мальчик. Это был ребенок от Бога. Наверное, так: Бог дал, Бог взял. Я не знаю, как сказать еще. Я немного растерялась. Я думала, что за всю мою трудную жизнь награда то, что у меня вырос такой хороший сын. Оказывается, награды нет.

Я верю в переселение душ, в реинкарнацию. Верю, что в ком-то будет его душа. В моем будущем ребенке, или в котенке, который к нам прибьется - я не знаю. Но верю.

Погибшие дети – в Раю, обязательно. Почему Он допускает страдания невинных? Есть два объяснения. Первое: хорошие и добрые там тоже нужны. И второе: Он просто не успевает досмотреть. Если допускает – значит, наверное, так надо. 

Максим Мальченко:

Я верю в Бога, но по-своему. Я верю, что Он есть, но не больше.

Не нам судить, кто виноват, кто прав. Может быть Он решает, что этому человеку там будет лучше, чем здесь. Этого никто сказать не может.

Я всегда верил в то, что душа остается жива после смерти человека. Но после взрыва поверил больше. Одна девчонка, мы вместе были в гостинице, рассказывала: «Я помню, что я сижу над собой, вижу себя и умоляю себя: проснись!» Именно в момент взрыва. Не знаю, что это было. Может – галлюцинация. Слышал, что люди после клинической смерти рассказывали, что видели белый коридор, давно умерших родственников…  

Надежда, мама:

У нас семья неверующая. Но в трудные минуты, наверное, непроизвольно обращаешься к Богу. Когда с Максимом случилась беда, единственное, что у меня в голове крутилось: Господи, если ты  есть, забери мою жизнь, если она тебе нужна, но оставь жизнь моего ребенка. Постоянно она у меня крутилась, крутилась, как запись какая-то. И вот теперь, как только Максим выходит из дома, если ему куда-то надо по делам, я все время думаю: Господи, только бы все было нормально, только бы он туда доехал, и обратно приехал, Господи, помоги!  

Виктор Комоздражников:

Может быть раньше я и верил в Бога, но после того, что случилось – нет. Но единственное, что помогает жить – это вера в то, что они все с нами, что они никуда не ушли, и будет все хорошо. Не только я в это верю, но и мои друзья, которые тоже пострадали у Дельфинариума, у которых друзья и близкие погибли – они тоже в это верят. Я с некоторыми разговаривал. Когда я дома нахожусь – я знаю, что Диаз где-то рядом. Я чувствую, что его душа рядом со мной.

 Татьяна Кремень:

Наверное, Бог есть. Но не понимаю, где Он, этот Бог, когда случаются такие страшные вещи? Почему Он не оберегает наших детей? Почему Он допускает такое?

 Рая Белалова:

Я верю в Бога. Он был со мной во время взрыва. Он мне помог. Я вышла оттуда нормальной. По сравнению с другими - мне еще повезло.

 Саша Белалов:

Я поблагодарил Его за то, что остался в живых. 

Катя Пелина:

Когда я пришла в себя в реанимации и открыла глаза, то увидела такую картинку: передо мной лежит подключенная к всевозможным аппаратам девочка, рядом с ней сидит мама в инвалидной коляске, держит ее за руку и плачет про себя, потому что слез уже нет. А с другой стороны кровати сидит женщина и читает Тору. Мне стало так больно! И я тоже начала молиться за эту девочку. А она все равно умерла.

К ПРОДОЛЖЕНИЮ 13

 На главную сайта

Напишите отзыв об этой публикации

вверх